В искусстве, в жизни, в природе нет и не должно быть лишнего: как бы ни казалась нам безгранично щедрой творящая сила духа – она не создаёт и не хранит ничего напрасного или пустого. Всё исполнено смысла и направлено на сбережение драгоценной хрупкой ткани бытия. Порой мы обманываемся как дети, принимая видимое – и слишком очевидное – за главное, основное, и пренебрегая тонким, невесомым, а потом оказывается: это почти невидимое нечто и было прозрачными нитями, на которых держалось над безднами бесчеловечного мрака наша жизнь. Сказанное в полной мере относится к поэзии – странному, казалось бы, ремеслу, безобидному увлечению, необъяснимо приводящему в созвучие наши откровения и метания, нашу будничную тоску и детскую жажду вечности. Поэзия была и остаётся нитью, связывающей нас со всем единством мира, с его таинственными, исполненными света и музыки высокими этажами, куда нам, как малым детям в праздничную залу, обычно удаётся заглянуть только украдкой, через случайно приоткрывшуюся дверь... Зато мрачные бездны, где нет человеческого, где всё живое гаснет, застывает и каменеет, отверзаются каждый раз, когда мы опираемся на материальное, на первый взгляд незыблемое, но слишком быстро рассекаемое трещинами, из которых дышит холодное чёрное пламя небытия. Поэзия живёт с нами и в нас – и с нею происходит то же самое, что и с нами. Вернее, наше чувствование и понимание поэзии изменчиво: оно может быть ложным или истинным, формальным или сущностным, устремлённым к духовному или тонущим в обыденности. Если говорить о поэзии сегодняшней – она в том же кризисе, что и весь мир, на том же роковом перепутье, где человеку обозначены минимум два ясных пути – вверх или вниз, во тьму или к свету, и множество путей кривых, в конечном итоге после долгих блужданий возвращающих к тому же выбору. Но в чём роковое перепутье поэзии? Здесь, пожалуй, даже и не развилка, а крест. Потому что одна линия, вертикальная, – вниз, ведёт к самости (я), а вверх – к общности (мы). Вторая линия – горизонтальная – весь размах от рассыпания человеческого мира в прах до собирания и рифмования его с непостижимым целым Универсума. В центре креста – Человек и его Слово. И борьба за него (за них) идёт повсюду. Чтобы понимать смысл современной полемики вокруг поэзии, нужно всмотреться в это роковое перепутье внимательно. Вот ось, где общности простивопоставлена самость – как отражает это современная поэзия? В самом что ни на есть сущностном вопросе: самовыражение ли она (т.е. вытряхивание ли души своей вплоть до самых тёмных и чудовищных углов и подвалов сознания и подсознания) – или самосотворение, выстраивание себя по законам гармонии, ограничение тьмы и её высветление, утверждение света? Поставленное во главу творчества самовыражение гибельно и для творчества, и для человека. Ведь человек, и его сознание – не столько результат, сколько процесс развития духа, долгий и опасный путь, вовсе не обязательно с запрограммированным счастливым финалом. И человек несёт за себя ответственность сам. Собиранию противопоставлено рассыпание – и это тоже сущностный вопрос: созидатель человек или разрушитель, в космическом масштабе – носитель импульса энтропийного или эктропийного? От свободного выбора личностью своей роли зависит и наша общая космическая участь. И есть ли более очевидный способ, чем поэзия, обнаружить гармонию или разлад личности, вектор её устремления, степень со-гласия с миром вокруг? Едва ли… Главная космическая битва за человека сегодня происходит в мире поэтического – связующего, проективного, возводящего человеческий дух к максимально возможной высоте. Утрата и рассеяние поэтического будет означать окончательное отпадение нашего мира от Мiра всеобщего, выпадение его в хаос и тьму, где места человеку нет. …Так что же поэзия сегодня? Самосотворение настойчиво подменяется самовыражением – и стихи перестают быть нужными для жизни, зато становятся интересными для современной филологии, всё более падкой на новизну форм и всё менее стремящейся в глубину смыслов. Поэты перемещаются в тусовку, поэзия – в филологическую резервацию, вертикальное пространство слова занимают нисходящие в дурную бесконечность тексты-«верлибры»… Трудностям и самоограничениям строительства предпочитается безудержное веселье рассыпания, разрушения. И каждый, кто берётся сегодня за перо, ясно зная либо вообще даже не подозревая о битвах за Слово и Человека, вольно или невольно принимает одну из сторон. Выскажу пока ещё крамольное, но уже совершенно очевидное мнение: даже самая робкая, начальная поэтическая попытка в противопоставление разрушению собрать мир в гармоническое целое дороже сегодня стоит, чем филологически изощрённое и оснащённое головокружительными метафорами самовыраженчество. И пусть нам говорят раз за разом, что история литературы повторяется, что за разрушением обязательно последует созидание – очевидно же, что созидание последует, только если останутся – и останутся верны себе! – строители, сохраняющие свой опыт, мастерство и цельный образ-проект настоящего и будущего. Смысл поэтического глобален, и не стоит искать его исключительно в изысканных изданиях стихов или в филологических экзерсисах – поэтическое пронизывает всё бытие, начиная с наивного лепета пестушек и завершая тем, то называют «поэтической заумью» (а по сути это «вылазки в непознанное», попытки запечатлеть его на уровне звука, в суггестии расплывчатых образов). Поэтическое есть – и его должно хранить – на всех «этажах» нашего сознания, ибо оно восходит вертикально и за собой возводит человеческое Миро-здание. Поэзия убаюкивает, пестует, затверживает, одушевляет и воодушевляет – она проектирует человека во весь его будущий космический рост.
Открывая избранные стихотворения Александра Кердана, мы, по сути, открываем книгу его жизни, где поэтическое в полной мере выполняет свою охранительную задачу. Русский офицер, русский поэт, лидер литературного движения Урала, Поволжья и Сибири, объединивший разрозненные писательские организации в самый сложный и опасный для современной словесности период, Александр Кердан верен себе и в большом, и в малом. Верен себе – это значит, верен слову, верен служению. В шаткие времена, когда жизнь человеческую срывает со всех якорей, когда кто-то ищет опору для души, а кто-то строит жалкую броню бытового благополучия, поэт выбирает в спутники слово – и идёт с ним через всю жизнь, обретая память и опыт – и ни в чём не изменяя главному служению в его честной, искренней простоте и чистоте. Это начинается с зорких молодых наблюдений – стихов раздела «Звонкий снег»: Старики в больничном коридоре. Пригляделся. Кто одиночеством храним Тот знает: праздники нечасты, Презрев и знанье, и незнанье И этот миг соединим Подтверждением всего вышесказанного могут послужить слова пермского поэта Николая Домовитова, его отзыв на одну из первых книг Кердана: «Одним из безусловных достоинств стихотворений Александра Кердана является то, что за ними стоит живая человеческая судьба, что нет в них того эгоцентризма, которым грешат произведения многих его сверстников. Радует и то, что поэт остаётся верным традициям русской поэтической школы. Новомодные, быстро меняющиеся течения не коснулись его, не ринулся он в формотворчество и рифмованное трюкачество. Большую роль в этом, наверно, сыграла служба в армии, прививающая человеку чувство коллективизма, и чувство ответственности за дело, которому хочешь посвятить свою жизнь». Есть поэты, глубоко уходящие во внутренний космос души – Кердан принимает в свой космос окружающие вещи, людей и события, осмысливая и связывая их, выверяя, как по отвесу, по главной смысловой оси. Это не то чтобы непривычно новой филологии – просто малоинтересно сегодня, но ведь поэт служит не филологии, а поэзии: Судьбы моей военный эшелон, Сначала ты застёгнут по уставу, ...Пусть всё быстрей дорога под уклон «Что бы там ни говорили, а российская поэзия жива и имеет большое будущее. В этом я убеждаюсь каждый раз, как открываю новый сборник стихов моего друга Александра Кердана. Знаю его с тех пор, когда он был ещё старшим лейтенантом, а сейчас на его плечах большие звёзды полковника. Я видел, как мужал он сам, как росло его поэтическое мастерство, как развивался его замечательный талант... Сколько же в стихах Александра ярких образов, доброты и печали… Истинный поэт, без сомнения!» – эти слова учителя, фронтовика, екатеринбургского поэта Венедикта Станцева, наверное, особенно дороги Кердану, ибо в них не только поэтическое учительство и признание, но ведь они в высоком смысле и сослуживцы... И вот уже в подробностях жизни словно сама по себе начинает проступать незримая прежде глубина и сложность, в монологах и диалогах прорисовывается иные этажи пространства, куда человеку, не выстроившему свой мир, и заглядывать-то опасно: Вечное в поэзии Кердана появляется в неразрывном соединении с вещным, но чаще всего всё-таки не как называние, а как упоминание, отсыл, наивысшая координата, которую и нельзя упускать из виду, и невозможно определить чаемой словесной точностью: Опять на темы вечные пишу, Высоких звёзд искристый хоровод, И тут спасает Вечность... Эмоциональная палитра книги полна самыми разными красками – и каждая уместна, каждая нужна. Цельность поэта и его личной Вселенной определяется этой полнотой. Оттеняя темы высокого и вечного, в книге проскальзывают светлые искры смеха, порой – самоиронии, они – от полноты жизни, от радости ощущения её сил. Но от года к году, от раздела к разделу кристаллизуется жизненная философия, и – как ни странно – всё выше поднимается поэт к романтическому, хотя, казалось бы, опыт, бремя лет (а поэтами оно ощущается особенно остро)… Ощущение счастья Чтобы после забыть, Счастье – запах вначале Обратимся ещё к одному отзыву – к словам московского поэта Валентина Сорокина: «Волевая энергия слова. Чеканная тональность строки. И абсолютная твёрдость духа, окрыляющая сердце говорящего русского витязя! Вот – моя искренняя характеристика, стихов Александра Кердана. Хозяйскую сноровку и неугомонную человечность в его стихах я сравниваю с хозяйской сноровкой и неугомонной человечностью в стихах Бориса Ручьёва: очень похожи, очень родственны! Талант – суровость. Талант – доброта. Талант – любовь и надежда». Стал день длинней, погода холодней – Люблю тебя нежнее, но при том Но день длиннее, значит, каждый час В отклике Валентина Сорокина появилось имя поэта, обозначающее ту самую традицию, о которой шла речь в начале – именно к ней можно отнести творчество Александра Кердан традицию собирания мира вокруг себя в противовес традиции глубокого погружения во внутренний Космос. Что характерно для поэтов-собирателей? Они не пренебрегают бытом, но стремятся превратить его в бытие – обратите внимание хотя бы на название этой книги Александра Кердана: «Подробности жизни». Не боятся повествования, сюжетных стихов. Спокойно относятся к устойчивым эпитетам и выражениям, употребляя их в качестве обозначения традиционных смыслов. Любят сравнения и кольцевые композиции, рефрены и другие приёмы, надёжно скрепляющие художественную ткань. Им по душе силлабо-тоника, именно потому, что она несёт в себе гармонию смысла и звука. А внутренний космос требует иного – головокружительной метафорики, прихотливого метра, необычности и новизны… И вот что интересно: если поэтическое направление, к которому принадлежит Александр Кердан, спокойно принимает все метаморфозы в стихах своих коллег по поэтическому ремеслу и признаёт их художественную состоятельность, то коллеги-то как раз в подавляющем большинстве к традиции (а поэтическое направление, в котором работает Кердан, для русской поэзии является традиционным и магистральным) относятся если не резко отрицательно (всё это было, да и поэзия ли вообще), то снисходительно. Впору было бы обидеться на собратьев по перу, но присмотритесь к ситуации: целое (традиция) легко вмещает в себя часть, даже отличную в чём-то от него, а вот часть не может принять в себя целое – и отрицает его, отазывая при этом себе в возможности обогащения и развития… Так что не только вокруг поэзии происходят споры и битвы, но и внутри неё самой поиск взаимопонимания по-прежнему остаётся первейшим вопросом. Самим стихам едва ли нужно истолкование: они либо становятся собеседниками читателя, либо нет. Но мы попытались разобраться, что же такое «Подробности жизни» Александра Кердана в контексте сегодняшних полемик вокруг поэзии и внутри неё, с точки зрения сущностных задач этого высокого ремесла и служения. Избранное – всегда итог, промежуточный, условный, но, тем не менее, обобщение неизбежно, а ему подлежат и лирические стихи, и циклы, и поэмы, и переводы. А за обобщением просматривается вывод, который – не финал, но программа новой жизни, теперь с чистого листа, поскольку многое отпушено вместе с этой книгой. Спросим у поэта: а вывод – каков? И он отвечает нам, закольцовывая, скрепляя учительское и ученическое, явное и скрытое, прошлое и всегдашнее, бытовое и бытийное в стихотворении, написанном совсем недавно: Учитель написал про улицу и липы, Навеки мы его однажды проводили, Так пусть живёт в веках пророческое слово, Которая глядит на мир смиренно, мудро |