Пытаюсь понять, почему об одном из лучших наших прозаиков, а после Белова и Распутина, лучшим из современников Владимире Крупине мало пишут критики? А ведь именно их троих называл лучшими писателями конца 20-го века Георгий Свиридов, именно о Крупине говорил Распутин, что «Крупин был решительнее большинства из нас, нет, даже самым решительным», (это о борьбе с демократами 90-х), именно Крупин был первым, сказавшим, что литература, не помогающая человеку войти в церковную ограду, безполезна, что только на путях воцерковления можно спасти Россию, именно он был приглашен преподавать в Московскую Духовную академию, и кто же, как не Крупин отказывался от всех премий, начиная с толстовской, но именно он стал первым лауреатом Патриаршей литературной премии…

В Российской Государственной библиотеке (в просторечии «ленинка») выставлены рукописи русских писателей, и кто же там из современников? Опять же Белов, Крупин, Распутин плюс Шукшин. Побывайте и прочитайте письмо Василия Белова Крупину о «Сороковом дне» (1981 г.).

У Владимира Николаевича была труднейшая писательская судьба. Первая книга в 33 года, потом долго ничего, потом выход в «Новом мире» сильно сокращённой повести «Живая вода» (1980 г.), затем «Сороковой день» (1981 г.) в «Нашем современнике». Уже тогда, 35 лет назад, в повести Останкинская башня сравнивалась с гигантским «шприцем, который вливает в эфир разврат, пошлость, насилие».

Владимир Крупин обладает несомненным пророческим даром. В самом начале 90-х он публикует работы «Мы без России – пыль придорожная», «До чего, христопродавцы, вы Россию довели?», «Глас вопиющего в пустыне гласности», другие, исследующие корни возникновения демократии, закабалившей Россию. «Демократия в аду» – слова преподобного Иоанна Кронштадского – эпиграф к ним. В награду – глухое непечатание, с 1991 года до 2001-го ни одной книги. Теперь-то, слава Богу, книги его выходят и расходятся.

Несомненно, многими прочитаны работы писателя, размещённые на сайтах «Российского писателя», «Русской народной линии», «Православие. ру»: «Дети, последнее время!», «Расстрел. Горе горькое», «Я в ваши игры не играю», «С высоты седин», «Как с цепи сорвались», «Диктатура воровства», «Царь хорош, бояре плохи», «Молодцы евреи», «Это вы, ребята, Толстого перечитали», «Что общего у света с тьмой?», многие другие, вошедшие позднее в книги «Житейское море», «Время горящей спички», «Железный почтальон», «Книга для своих», другие.

Так это только статьи. А многие и многие десятки рассказов, из которых сразу вспоминаются «Сталинская дача», «Отец, я ещё здесь», «Четыре немецких пишущих машинки», «Две доли», «Бумажные цепи», «Эти непонятные русские», «Толстый голубь Никита», «Незакатный свет», «Японский лифтёр», «Дунайское похмелье», «Балалайка», «Янки, гоу хоум!», «По местам стоять!», последние – «Цветок с родинкой», «У бездны на краю»… И сотни и сотни «Крупинок» с глубочайшим содержанием в малом объёме каждой.

В эти же годы написан роман «Спасение погибших», повести «Великорецкая купель», «Крестный ход», «Как только, так сразу», «Арабское застолье», «Прости, прощай», «Дурдом», «Люби меня, как я тебя», «Прощай, Россия, встретимся в раю», «Скоро утро, но ещё ночь», «Во всю Ивановскую»…

И огромная часть писательской жизни Крупина – книги для детей: Рассказы о святых, «Детский церковный календарь», «Большая жизнь маленького Ванечки», «Дедушка, я помогу тебе найти дорогу», «Доставка пиццы», «Девочка и вампир», «В Дымковской слободе», рассказы о животных, книги «Подарок православному ребёнку», «Псалмы, избранные для детей»…

И неисчислимое количество работ о паломнических поездках по святым местам России и мира, особенно Ближнего востока.

К чему такое, кстати, совсем краткое, перечисление заслуг писателя перед читателями? Почему, я задал в начале вопрос, Крупин признанный, любимый читателями, не учитывается критиками при анализе современной литературы? Ответ прост – не могут (или не хотят?) подняться до его уровня.

В 2013 году состоялся Алтайский пленум Союза писателей России. В «Литгазете» издевались над ним. В том числе над выступлением Крупина. Но его не было на пленуме. Не выступал. И вынужден был написать в «Литгазету» опровержение. Его не напечатали. Оно было процитировано в статье С. Куняева в «Нашем современнике». Приводим отрывок, нисколько не устаревший, более того, постоянно подтверждаемый ходом российской жизни.

«… читаю цитирование своих слов в своём якобы выступлении на этом пленуме. Двойника у меня нет, какой же это тогда призрак выступал?

Но слова, которые в статье издевательски критикуются, действительно принадлежат мне. Я не только от них не отказываюсь, но их повторяю: да, я утверждаю: где гуманизм, там безбожие, а где человек во главе угла, там будет фашизм. Разве не так? Я продолжу этот ряд: где Конституция, там диктатура воровства, проституция, наркота, вконец охамевшее чиновничество, убийство образования, безправие, где не наследственная власть, а выборная, там склоки, подкупы, там вхождение во власть мафиозных структур, где упование на деньги, там кровь… Вообще демократия для России как корове седло. Вот её базисные ценности: низведение культуры до кормушки, её серость и пошлость, цинизм телеэкрана, разнузданность театра, продолжать. Находятся люди (люди ли?), оправдывающие содомский грех.

Куда ещё? Надо быть толерантным? А толерантность в переводе терпимость. А терпимость в доме терпимости. Надо быть политкоректным в высказываниях? А политкорректность это трусость. То есть надо помалкивать или блудливо называть, например, мерзость разврата свободой личности? А войны локальными конфликтами? Политики и дипломаты политкорректны, вот спасибо им от матерей погибших солдат».

Такие давние уже слова Крупина. Разве доселе всё не так?

Я бы, может, не стал всё это писать, если бы не очередной выпад «Литературки», на сей раз с помощью иркутского писателя. Статья, издевательски названная «От зари до зари толковал о Руси» (конечно, намёк на токование глухаря), написанная таким искусственно-народным фальшивым языком и так внутренне направлена на очернение и Крупина и Распутина, что будто это не их, а меня глубоко оскорбили.

Кто же он – этот писатель?

«…Анатолий Байбородин в литературе не новичок. Им немало написано, немало напечатано — и в Сибири, где он живет, и в Москве, и за дальними рубежами России. Он работоспособен и в хорошем смысле слова плодовит…». (Валентин Распутин «Каких героев рождает время» «Сибирская горница», 1999 г., №1).

В новом опусе, посвящённом Крупину, плодовитый Байбородин сообщает, как трудно ему «толковать о русском писателе, когда русский – не племя и кровь, а народность и православность писательского духа, и толковать честно, без своекорыстной лести…». И начинает:

«Изрядно похлебал я винца с хлебцем на писательских сабантуях, – вышивает он словесной гладью, – а посему ведаю, что писатели, покинув письменные столы, словно шаткие челны… очутившись в гостиничных номерах, тут же сплачиваются вокруг братчинных застолий, где… звенят заздравные кубки, витии плетут вдохновенные речи, балагуры и баешники травят писательские байки…».

Видно, не так уж много почерпнул там автор «юбиляционной» статьи, ибо признаётся: «…вознамерившись молвить слово о творчестве Владимира Крупина, мне посильно лишь вспомнить мимолётные встречи да выразить свой взгляд на некие идейные основы его творческого мира». И ниже: «…Встречи мои с Владимиром Крупиным были случайные, мимолётные, по сей день робко ученические и обычно прилюдные…».

Так где же посильный взгляд на идейные основы?

А вот: «Писательское счастье Владимира Крупина в том, что его приметил, приветил и полюбил Валентин Распутин…». Байбородин твёрдо знает, что «ближе всех Распутину был Владимир Крупин; а Валентин Григорьевич коли уж заводил дружбу, то уж за други своя не щадил живота…».

Признаюсь, Анатолий Григорьевич, что и я, как и вы, такого счастья в свои юные писательские года не удостоился. Когда я только пробовал себя в прозе и стихах, мне не довелось встретить того, кто бы меня «приметил, приветил и полюбил…». Но были со мною книги любимых писателей – Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Есенина… Позднее, с их помощью, я полюбил прозу Шукшина, Тендрякова, Распутина… И Распутин, а с некоторых пор и Крупин, были и остаются по сей день моими любимыми писателями. Скажу больше: Валентина Григорьевича я всегда считал своим заочным учителем. Как считал ими Шукшина и Тендрякова. И когда в декабре в канун Нового двухтысячного года меня с ним познакомили, для меня это была отнюдь не «случайная и мимолётная встреча». И после первого знакомства с Валентином Григорьевичем мы ещё не раз с ним встречались, как и с Владимиром Николаевичем. И не единожды я с ними во время Великого поста, стоя плечом к плечу, принимал таинство Соборования. Что ещё может быть выше этого счастья?

Тогда я узнал, что с 1979-го года у друзей был один духовный наставник – схиеромонах Нектарий.

И вот я читаю в статье Байбородина совершенно оскорбительные слова, которые привожу дословно: «…а вот уж мои возлюбленные писатели «деревенщики», и особо Валентин Распутин, будучи безбожными и в безбожные времена проповедовали духовность, да ещё и высокую, конечно же, не подозревая, что духовность без Бога – без Духа Свята, есть духовность князя тьмы – духа смерти».

Окститесь, Анатолий Григорьевич! Да они и шагу не делали без молитвы. Бедняги, даже и не подозревали, что содействовали «князю тьмы и духу смерти»?!

В марте этого года вам, Анатолий Григорьевич, вручили очередную литературную премию «Золотой Дельвиг». Поверите, нет ли, но увидев вас на фотоснимке с дипломом имени первого редактора «Литературной газеты» я испытал какое-то двоякое чувство. С одной стороны, было приятно, что талантливого писателя оценили по достоинству; с другой… вам, словно стоящему на боксёрском ринге, литературный рефери поднял руку. Но здесь же литература, а не спорт.

Очень образно описали вы своё появление в редакции журнала «Москва», когда Владимир Крупин «…с ласковой, слегка виноватой, смущённой улыбкой тихонько умыкнул гранёный стакан со стола…», как аппетитно смаковали шествие по Старому Арбату, как в конце концов, «обосновались… в старенькой беседке под сиреневой сенью, где и тихо застольничали…».

Да вы, Анатолий Григорьевич, счастливый человек! Я вам завидую. Сохранился ли тот гранёный стакан? Я бы на вашем месте после «застольничанья» умыкнул бы его и сохранил. И представляю его на музейной полке с подписью: «Из этого стакана писатель Крупин опохмелил писателя Байбородина. В благодарность за это Байбородин выразил свой взгляд на идейные основы последнего деревенщика». «Тем самым, добавил бы я, расписавшись в собственном невежестве».

В конце своей лукавой статейки в «Лит. газете» вы цитируете Священное Писание: будь кроток, как голубь и мудр, как змея. Далее, имея в виду Владимира Крупина, добавляете: «Была ли в писателе змеиная мудрость, не ведаю, но простоты душевной и весёлого задора хватало».

Эх, Анатолий Григорьевич, не мешало б вам хотя бы малую толику простоты душевной и весёлого задора у Владимира Крупина позаимствовать. А мудрость змииную у вас заменил змеиный яд.

Карпунин Геннадий Михайлович родился в 1958 году в подмосковном городе Щербинка. Окончил МАДИ. Работал в районных газетах, был главным редактором региональной газеты «Московия», сотрудничал с московскими издательствами. Поэт, прозаик. Печатался в различных газетах и журналах. Автор более десятка книг прозы и поэтических сборников. Среди них – «Чистые пруды» (1996), «Ночной портье» (1996), «Я с тобой, моя Русь!..» (1999), «Куст ракитовый» (2003), роман «Часовых дел мастер» (2008), книга повестей «Мальчик из подворотни» и «Прощёное воскресенье» (2006). Живёт в г. Щербинка Московской области.