| |
БРОДЯГА
Спасённому, известно - рай,
а вольному, конечно - воля,
её хлебнул он через край,
бредя просёлком или полем.
Ему плевать на грязь, на снег,
душа, вот, стонет от ушибов.
Бродяга тоже человек,
хоть и особого пошиба.
От века было так всегда:
не вечны сумерки печали.
Кров иногда ему давали,
кормили - тоже иногда.
На тропке, что на карте нету,
ему известной одному,
дабы вдвоём бродить по свету,
прибилась истина к нему.
Попутчицу он гнать не стал.
Хоть босиком ходить не гоже,
обувку ей свою отдал,
не жалко, истина ведь всё же.
В пути гроза настигла их.
В дверь не одну они стучали.
Там где когда-то привечали,
теперь нет места для двоих.
ЛЕТО 2002
Третий час уж пошёл
новых суток.
Ночь такая -
хоть глаз коли.
Не слыхать ни ругни,
ни шуток.
Родина спит -
хоть из пушки пали.
То не кот бродячий,
не пёс бездомный,
хоронясь
от людского глаза,
человек шатается
по дороге знакомой -
туда и обратно,
туда и обратно
раз
за разом.
Вот такая, дружок,
антитеза -
сам он трезв,
а ноги пьяны...
Учится
ходить на протезах
ветеран
чеченской
войны.
БОМЖ
Строители задание выполняют старательно.
Строят здание банка сберегательного
из стекла и бетона.
Двери дубовые весом в полтонны,
зеркальные стены, не стены - витрины.
Прибыла на смотрины
делегация ротозеев заграничных
да пара прихлебателей столичных.
Ходят.
Здание оглядывают.
Фотоаппараты к очкам прикладывают.
Начальство в гостях души не чает -
пузыри удовольствия пущает.
А на скамейке
с облупленной краской
сидит мужичонка
с мордою красной.
Бородёнка седая,
в равной фуфайке,
без рубашки,
без майки.
Между коленей зажав банку,
кильку уплетает,
спиной повернувшись к банку,
отражаясь в стене наизнанку!
У иностранцев в мозгах стало тесно.
Да... Смотрится интересно
на фоне капиталистического строительства
лицо
Без Определённого
Места
Жительства.
НА РЫНКЕ ГАРМОНЬ ИГРАЕТ
На рынке гармонь играет -
голос пропитой жизни,
голос больного тела,
стон рвущихся нервов.
Небо цветёт сиренево.
Лица-униформы,
пёстрый хлам одежды
снуют по базару проворно.
- Взвесьте, пожалуйста, этой колбаски -
кота покормить за кошачьи ласки.
Скрюченные пальцы
«Прощанье славянки» играют.
Кивает
в такт
голова.
Дырам-глазам
кажется -
солнце
по небу
скачет.
- Мама, купи «жувачку».
Вот эту, с красивой картинкой.
Мама,
зачем дядя плачет?..
* * *
Ужасно мучаюсь вопросом:
в чём соль земного бытия?
Зачем столкнулись носом к носу
на узкой тропке
быт
и я?
Не уступлю, ведь я упрямый,
и что мне там какой-то быт!
Я поднатужился и -
прямо,
он как стоял, так и стоит.
Упёрлись, как бараны, лбами,
глаза в глаза глядим, сопим.
Земля просела под ногами...
Неужто, жизнь
так простоим?
* * *
N.
Сквозь мрак и стужу,
бездну дней,
переступив зарок,
пройдя по тысячам дорог,
ты ступишь на порог.
В снегу и шапка и пальто.
- Замёрзла ты, поди, -
скажу тебе совсем не то,
- ну, что же, проходи.
И буду на тебя, как вор,
глядеть,
не отрывая глаз.
Ты скажешь:
- Что-то разговор
не клеится
у нас.
И помолчав о том, о сём,
мы выдохнем - «прости».
Почти как прежде станет всё,
как прежде, но...
почти.
* * *
Известно,
счастье скоротечно.
Слова банальные к чему.
Я для тебя всего лишь встречный,
кто для меня ты -
не пойму.
Неотвратимым наважденьем
ворвалась в жизнь мою,
и вот -
смотрю, как будто с наслажденьем,
я на бровей твоих разлет.
Как жаль,
но ласками остужены
и душам не найдя приют,
расходимся мы,
никому не нужные,
ты в свой,
я в свой
спешим уют.
Сто раз изжеванная тема -
ты не моя, и я не твой.
Как жаль...
опять любви поэма
закончилась пустой строкой.
НА РЫБАЛКУ
Здравствуй, солнце!
Здравствуй, речка!
Здравствуй, новый день!
Спозаранку на рыбалку
мне идти не лень.
Солнцу радуются пташки,
свой ковёр луг расстелил.
Свежесть утра слаще бражки.
По низинам, будто в чашки,
молока туман налил.
Над рекою дым клубится -
курит трубку водяной.
Старику опять не спится,
разболелась поясница,
вот и курит водяной,
дым клубится над рекой.
По знакомой тропке снова
к тихой речке поспешу.
И хорошего улова
я у деда водяного
потихоньку попрошу.
|
* * *
Я крещён в православной вере,
а креста никогда не носил.
Я своею всё меркой мерил
и наотмашь о людях судил.
И бездумно я жил, без оглядки,
как придётся порой я жил.
Думал, взятки с меня будут гладки.
И грешил,
и грешил...
Во всесилье ума убеждённый,
груз гордыни упрямо тащил,
не боялся я быть побеждённым.
и грешил,
и грешил...
А когда от бесплодной работы
мне глаза едкий пот заливал,
надо мною невидимый кто-то
хохотал,
хохотал...
«Как бы в жизни тебя ни крутило,
знай, не мы носим крест, -
он нас!»
Это мать мне давно говорила,
а я понял
только сейчас.
* * *
У одиночества всегда открыты двери,
нет в них замков.
Приём в любые дни недели
без пропусков.
Оно всегда с тобой разделит
и стон и смех.
Со временем друзей заменит
всех.
БЕСКОНЕЧНОЕ
А не выпить ли?..
Эх, ма!..
Наполняю рюмку всклень.
Подбоченились дома,
крыши сдвинув набекрень.
Я иду -
кум королю,
а министру -
сват!
Я себя не тороплю
ни вперёд
и ни назад.
А погодка-то -
ух, ты!
Аж глаза болят -
льётся с синей высоты
свет на всех подряд:
на голубку с голубком,
что из лужи воду пьют
и, наверное, потом
голубочков заведут,
на соседского кота,
что трубою хвост поднял
и, конечно, неспроста
он за кошкой побежал,
на девчонку впереди -
я за ней шагаю вслед...
Кто-то спросит:
погоди, ты к чему ведёшь,
поэт?
Сам не знаю, что скажу,
что придумаю в ответ...
Вот возьму и напишу -
а концовки-то и нет...
АВГУСТ
1
Ночь...
Август...
Тишина.
И тихий свет от звезд струится.
Моя душа обнажена
и не стыдится.
Но грустно, что не жил, а так...
лишь к жизни примерялся,
и слишком часто, как дурак,
я глупым шуткам улыбался.
Что не в обход, а напрямик
я неумело шёл и грузно,
что всё ж попал-таки в тупик
не стыдно мне,
но грустно.
2
Ночь...
Август...
Падает звезда -
гореть устала.
На свете было так всегда,
но меньше звезд не стало.
Приемлю август
всей душой,
осознавая
ясно:
когда-нибудь
над вечною Землей
моя звезда
погаснет.
* * *
Вечереет. Тени тают.
У раскрытого окна
дед сидит, стихи читает -
вот те на!
Он уставился в газету,
водит пальцем по строке.
За окном сгорает лето,
ребятня спешит реке.
Крышу веткой клён погладил,
зашумел густой листвой.
Со стихами дед не сладил
и качает головой.
За забором у соседки
кто-то матом заорал.
Дед кусочек от газетки
аккуратно оторвал.
На носу очки поправил,
рот прикрыв рукой, зевнул,
смачно пальцы послюнявив,
самокруточку свернул
* * *
В. Молчанову
Поэт человек особый,
хоть эдак, хоть так погляди.
Ему заработать
чтобы,
не надо корпеть
с восьми до пяти.
Напишет с десяток строчек
и рад, и парит, что Икар.
Ведь даже
за многоточье
ему причитается
гонорар.
Свободен поэт, как птица!
Повсюду найдутся друзья.
Поэту можно напиться,
когда другому нельзя.
И беды со всей планеты
сквозь сердце поэта сквозят.
Народу
нельзя без поэта,
как без совести
жить нельзя.
Поэту прощают много.
Неискренности
не простят.
Поэты у господа Бога
на особом счету стоят.
НАУТРО
Рассвет-циклоп
уставился красным глазом
на старую дворничиху,
покачивающую
обширным
тазом.
Вшик... вшик...
Метла раз за разом,
метёт в кучку:
сломанную авторучку,
обрывок желанья,
спичечную коробку,
винную пробку,
комок страданья,
любви окурки,
колбасные шкурки,
сомнений блох,
простудный чох
и прочую заразу.
Вшик... вшик...
Улице начинает казаться,
что зубы почистили ей -
можно снова весь день улыбаться.
И мне крикнуть хочется,
ей-ей!
- Дворничиха,
пожалуйста,
подметите в душе моей!
* * *
Я вглядываюсь в небо, ну и что ж?
Ни звёздочки, ни проблеска надежды.
И льёт и льёт холодный нудный дождь.
Душа промокла и одежды.
И я спешу домой, спешу в уют,
в спасительные свойства чая веря.
Друзья там верные и преданные ждут –
кот перед дверью, тапочки за дверью.
Соседского кота не зло турну:
с ним истину навряд ли мы отыщем.
Не попадая в тапочки, загну
почти что трёхэтажным материщем.
И снова ночь в раздумьях протечёт.
Чай на столе нетронутый остынет.
И розовым слонам вести я буду счёт
в надежде, что тоска меня покинет.
Но, кутаясь в поношенный халат,
я в мыслях в юность возвращусь дворами…
Эх, осень жизни, так некстати… невпопад.
И вот уже зима не за горами. |
Кулижников Михаил Анатольевич, член Союза писателей России, автор 8 книг стихов и прозы. Родился в Белгороде, где и живёт поныне.