Из "Курской поэтической антологии" Сергея Малютина

Неправда, что поэзия сегодня не нужна. Неправда, что стихи сегодня не читают.

Правда в том, что литературный процесс сегодня сошёл с магистральных путей, размылся у самого основания, перетёк на страницы малотиражных, порой откровенно самодеятельных и безграмотных сборников и книжечек, которые сегодня каждый тренирующийся в стихосложении человек способен издать за собственный счёт или за деньги спонсора в сотнях мелких издательств и типографий.

Эти ничтожные тиражи несопоставимы с теми, что были раньше, что имели – пусть и с большим трудом и многолетним ожиданием – начинающие и получившие признание писатели и поэты. В нынешнем практически никем не контролируемом потоке графоманства, порой в отсутствие профессиональной редактуры и элементарной корректуры, очень трудно бывает выловить настоящие поэтические открытия и ещё труднее переломить внедрённую в сознание современного читателя психологию верхоглядного ремесленника, ниспровергателя всяческих правил и основ, считающего, что истинные профессионалы (да ещё с корочками писательского союза!) – это никому не нужные и не интересные рудименты от поэзии, а важно и интересно то, что сочиненно им, независимым от всего и вся, что худо-бедно напечатано где-то или размещено на поэтических порталах, а затем прочитано на узкоцеховых вечерах, в кругу своих благожелательных соратников по стихосложению.

Критерии подлинного искусства размыты и отброшены за ненадобностью; стало дурным тоном сверять свои вкусы, интересы, пристрастия, эстетические воззрения с безусловными литературными образцами и авторитетами. Мир самодеятельной поэзии раздробился на мириады крошечных осколков, сбился в группки и салоны, слепился вокруг сайтов и новомодных фестивалей. И вчерашние сочинители стишков для школьных и студенческих стенгазет вдруг возомнили себя поэтами. Все стали вдруг «талантливыми» и «известными» и раздают друг другу премии, неизвестно откуда взявшиеся. И величают только свой круг сочинителей, в котором сплошь и рядом только «громкие» имена! Да вот вопрос - насколько далеко слышен этот «гром» и далеко ли распространилась эта «известность»?

Но настоящая-то поэзия осталась и никуда не исчезала!

В нашей памяти по-прежнему сохраняются гениальные поэтические формулы – образы, рожденные в разные века и десятилетия простейшим сочетанием слов, звуков и ритмов. И вот я становлюсь невольным свидетелем удивительной сцены: молодой человек, остановившийся поздней порой со своей спутницей  у живописного обрыва над Стрелецкой слободой, читает ей негромко знаменитые строчки из ломоносовского (!) «Вечернего размышления о Божием величестве при случае великого северного сияния»:

«Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна».

В творчестве любого, не лишённого поэтического чувства, сочинителя есть подобные поэтические образы, те прозрения, которые рождены Божеским озарением, словно надиктованы свыше, созданы на стыке времён, на границе высокого и низкого, почерпнуты из драматического опыта собственной судьбы или  судеб своих соотечественников.

Быть может, тот или иной поэт не создаст больше ничего лучшего, запоминающегося. Но останется в нашей памяти именно этими строчками - своим редким, пронзительным открытием мира чувств,  удивительно свежим, незаболтанным представлением о человеке и природе, окружающей нас. И наши потомки спустя годы вдруг столкнутся  с этими удивительными строчками и, как и мы, поймут, что жили и творили до нас и рядом с нами поразительные художники – с негромкими порой именами, с неяркими судьбами, не всегда имевшие большие награды и тиражи книг, не избалованные должным читательским вниманием…

В рубрике, которую мы открываем, будут представлены (не  всегда в алфавитном порядке) курские поэты – живые или ушедшие от нас, члены творческих писательских союзов или начинающие литераторы, отмеченные премиями и публикациями или имеющие за плечами скромные книжечки и странички в коллективных сборниках и альманахах. Единственным критерием станет только присутствие в публикуемых строчках подлинного поэтического чувства, безусловная образность и красота слова. Каждый из курских поэтов будет представлен стихотворениями, которые, на мой взгляд, наиболее ярко характеризуют его дар, являются настоящим откровением. И я хотел бы, чтобы они прозвучали для вас именно такими – единственными и неповторимыми высказываниями, благодаря которым мы и запомним эти имена.

Таким образом, составится своеобразная «Курская поэтическая антология», которая, безусловно, не будет лишена субъективности, но сможет положить начало антологии другой, дополненной вами, читатели, если вы захотите и в дальнейшем открывать для себя материк многоголосой, по-настоящему талантливой и неповторимой поэзии.

Сергей МАЛЮТИН
Виктор
Давыдков
Алексей
Шитиков
Александр
Судженко
Василий
Алёхин
Валентина
Коркина
Владимир
Конорев
Иван
Зиборов
Юрий
Першин
Леонид
Звягинцев
Владимир
Шилов

ВИКТОР ДАВЫДКОВ

Не удивлюсь, если немалая часть читателей, услышав о Викторе Давыдкове, вспомнит и отметит его прежде всего как историка и философа. В этом нет ничего удивительного, потому что Виктор Иванович, посвятив себя поэтическому творчеству ещё в начале 70-х и выпустив сразу же замеченные и отмеченные коллегами и известными критиками первые сборники – «Соловьиный май» (1989) и «Чаша жизни» (1992), - в 90-х  стал активно вторгаться в сферы, казалось бы, далёкие от поэзии. В книге «Вторая весна» (1996), которую он писал уже будучи принятым в Союз писателей России, целый раздел был посвящён его прозаическим размышлениям о душе, об основных философских теориях познания и развития мировой цивилизации. А три года назад он обобщил свои размышления и издал книгу философских заметок и эссе под характерным названием «Древо философии».

Полагаю, что внимание к краеугольным законам и вопросам нашего бытия, к его трагическим изломам было в какой-то  мере  предопределено местом рождения Давыдкова. Ольховатка Поныровского района стала не только его малой родиной, но и той точкой на карте России, где 72 года назад решалась её судьба, судьба всего мира. Вот почему вполне закономерным стало ещё одно проявление таланта Виктора Давыдкова – написание им весьма основательного историко-публицистического исследования «Анализ Курской битвы» (2005) – труда, скрупулёзно прочитывающего страницы великого сражения, расширяющего для нас его масштабы, по-новому высвечивающего его узловые точки и одновременно с этим полемизирующего с традиционными представлениями о Курской битве как о битве едва ли не единственного по значимости Прохоровского танкового сражения.

И всё-таки не ошибутся те читатели, которые назовут Виктора Ивановича философом. Потому что в своём поэтическом творчестве, в той значительной его части, представленной  многочисленными картинами родной природы и отчего края, порой сведёнными к ёмким и афористичным четверостишиям, а то и двустишиям,  – он, конечно же,  мудрец. Мудрец – без нарочитого мудрствования, мудрец - от земли, от традиционно-народного, поэтически-возвышенного охвата мироздания, в котором христианское сочетается с языческим, о чём свидетельствует, например, целый цикл его словно подслушанных и эмоционально озвученных заговоров, пронизанных древними верованиями и  упованиями.

В одном из лучших стихотворений Давыдкова «Чаша жизни»  сосредоточена квинтэссенция этого особенного, исконно крестьянского постижения  мира – в равной мере земного, одушевлённого, чуткого на родные созвучия и слова,  и - горнего.  И здесь закономерно возникают  и часто пересекаются мотивы неизбежного круговорота  природы  и  неизбывности душевных терзаний и духовных прозрений чувствующего и мыслящего человека. Именно в этом соединении вещного и небесного и сосредоточены - в образных координатах мудро-интуитивной давыдковской поэзии – бытийный смысл и предопределённость нашего земного существования. В круг этих постоянных мотивов органично вписываются яркие  и полнокровные циклы его стихотворений (например, замечательный по содержанию и охвату красивейших уголков Курщины цикл «Места заповедные»).  Поэт сердцем своим постоянно обращён к благоуханному и прекрасному отчему краю – с удивительным многообразием и неповторимостью его цветов, трав, дерев, полей, лугов, лесов, ручьёв и речушек. В своих плотно прописанных, по-крестьянски обстоятельных высказываниях он являет свою нутряную связь с неохватным и прекрасным русским миром. И потому закономерно возникает  поэтическая формула истоков его соучастия в этом мире:

Я источник красоты,
Что народною зовётся,
Той душевной правоты,
Что, как жизнь,
                            в веках не рвётся».
(«У меня душа чиста…»)

Значительное место занимает в его творчестве и любовная лирика. Она эмоциональна, памятлива на пережитое и часто обжигающе чувственна. Но эти стихи лучше читать, оставаясь наедине с откровенными и в то же время целомудренными строчками…

…Когда-то, почти в начале своего творчества, вспоминая детство и нелёгкий крестьянский труд сверстников своих, Виктор Давыдков написал:

Тот труд тяжёлый, как геройство,
Мы почитали.
И доселе
Я уважаю в людях свойство
Трудиться честно,
На пределе.
(«Лето»)

Эти же слова можно обратить и на самого поэта. Он не только продолжает трудиться «честно, на пределе», но и каждой новой книгой радует и удивляет нас неутомимостью творческой души, взращённой и одухотворённой родной землёй…

 
Стихи Виктора Давыдкова публикуются по сборнику: «Русская земля» (Курск, Издательский дом «Славянка», 2014).

Виктор ДАВЫДКОВ

* * *
Размолодило листья от дождя.
Они светились, а мне грустно было
У речки, не имеющей названья…
И думал я – чего ищу я ныне
У этих берегов, средь зарослей ракит?
Какая сила омрачает душу
И освещает памятью её?
А из-под вишни, когда шёл домой,
Так мятою пахнуло придорожной,
Что в горсть нарвал я
                                      и тряхнул росистую,
И окунулся в облако душистое,
Весь переполняясь запахом медвяным
И холодящим запахом любви.

* * *
В бригадирской конторке
В подростковые годы
Слышал сальные я
Иногда анекдоты.
Из визжащего хохота
Я бежал на мороз.
Колыхалась вселенная
От сердечности слёз.
Снега белое пламя
Обжигало меня.
Поднимался я чистым
Из сугробов огня.
И досель, как ни трудно,
Безоглядно я чту –
Целомудренность жизни
И её красоту.

ИЗ ИСТОРИИ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ
…Стая ворон над речною излукой.
Там – поворот.
                        Там – с любимой разлука.
Чёрные птицы летят.
Нету дороги назад.
Будет потом много женщин встречаться.
Только до первой нельзя докричаться.
Первой давно не вернуть.
Вспомнил…
И вот не заснуть…

ПОХОРОНЫ
«Христос воскресе… смертью смерть поправ…»
А там, за чёрным садом, над водою,
Над первой яркой зеленью купав –
Лучилось солнце молодое.
Над бабами, бредущими аллеей,
Торжественно,
Как гимн былых веков,
Звучала песнь…
Покойницу жалели,
Тянясь к глазам косицами платков.
Сияло в небе солнце неустанно,
Быть может, при восшествии души.
А здесь, на дне, средь жизни окаянной
Носились ребятишки, как стрижи.

ОТЧАЯ ЗЕМЛЯ
К огородам лес спустился.
У тропы стою в траве.
Вот в картофельной ботве
Жар-цвет тыквы распустился, -
Словно рыжий бойкий малый
На привале средь солдат.
Так вокруг себя ребят
Собирал мой друг бывало.
Ба-а!
И дома те ж порядки.
Над зелёным огородом,
Строго выстроенным в грядки,
Рядом виснет вертолётом
Стрекоза из хрусталя.
Здравствуй, отчая земля!

СОНЕТ
Лишь три звезды над Русью счастьем светят.
Издревле стерегут семейный кров.
Не каждого из нас сегодня метят
СВЕТ-ВЕРА! СВЕТ-НАДЕЖДА! СВЕТ-ЛЮБОВЬ!

Да будут с верой подняты вверх лица,
Следя их ясный свет в небесной мгле!
Да будем им хоть изредка молиться!
Но даже в церкви бьют поклон земле –

Твердыне скорби и твердыне духа, -
Где тьма живёт и где скользит по кругу
Небесным гостем животворный свет,

Где дивное разнообразье жизни,
Скорей всего, его случайный след,
И не случайный – если есть Всевышний.

* * *
Есть только два в природе ликованья.
Есть только два высоких торжества –
Весеннее цветенье естества
И вспышка золотого увяданья.
Весеннее – при завязи плодов,
Осеннее – над зрелыми плодами,
Ведут нас в вечность, освещая дали
В необозримой череде годов.

* * *
Я ищу священную красу
Не в толпе, -
В берёзовом лесу,
Устремлённом к солнцу, словно выстрел.
Иль в бору, где средь вершин ветвистых
Облако, как лужица в траве.
Там, вверху, в трепещущей канве
Божий мир величествен и светел.
Поглядишь – круженье в голове,
Словно это кружит ветви ветер.
Красоту и благородство чтя,
Оробеешь у корней невольно.
Лес высокий – людям не чета,
Вдруг поймёшь…
И станет сердцу больно.

ЧАША ЖИЗНИ
Ложбина – чашей золотою
Лежит под ясным небосводом.
На дне прикрытые листвою
Плоды лесов и огородов.
Когда её опустошим.
Она серебряною станет.
Люблю необозримость зим,
Коньки и журавлиный танец
Промёрзших горе-рыбаков,
Рощ голых свадебный покров…
Вселенский и земной простор
Соединяются как будто.
И надо всем сиюминутным
Взлетают мысли.
И не спор –
Раздумий тихий разговор
В самом себе тогда я слышу.
Чем мне ясней, тем небо выше…
И вдруг – откуда и зачем? –
Нас полнит духом великаньим
Весна.
О дерзкое желанье!
Примерить неба звёздный шлем.
Так страсть томит неутолённо.
И вдруг дивуюсь ниц склонённый:
Зелёным жемчугом рядясь
И формой невообразимой
От целомудрия светясь,
Земля ещё неотразимей.
Вокруг на каждом на суку,
Над лесом, полем ли, долиною
Живёт лукавое ку-ку!
И мрея соловьиная…

Идёт по кругу чаша жизни,
Дарованная нам Всевышним.

* * *
Когда ещё такая благодать
На землю вновь опустится,
                                              не знаю.
Дубрава сплошь сквозная, продувная,
И начинает робко расцветать.
Внизу село.
Как белых два крыла,
Сады вдоль речки.
Вот бы вдруг взяла
Диковинная бабочка, вот эта,
И поднялась со мною над планетой.

Ах, почему мне кажется, что в мае
Соприкасается Земля
                           с небесным раем.

ЛЕТНИМ ВЕЧЕРОМ
Есть меж закатом и ночною мглой
Тоскливые, тревожные минуты.
Смолкает мир живой
                                     и над землёй
Царит покой, подобный смертной жути.
Как будто мор пронёсся над планетой.
Стою в полях над пустынью ржаной.
Боюсь шагнуть вослед
                            за солнцем и за светом
В ту бездну, где иной
                                    мир завладеет мной.

* * *
Средь вод студёных,
                                  что чисты, как слёзы,
Средь трав жемчужных,
                                  кроющих луга,
Среди небес, где полыхают розы,
Громады туч сжигая, как стога, -
Живёт народ
                       мятежный и большой
С непокорённой вольною душой.
И как никто не остановит реки,
Как травам вечно по весне цвести,
Как грозам, помогая человеку,
Колосья полновесные растить, -
Так душу русскую никто не сможет
Ни переделать,
Ни уничтожить.

ДЕРЕВЕНСКИЕ СТАРУШКИ
Чего лукавить, красотой не блещут.
Но до чего хорошие они!
Их высушила жизнь.
Считают дни
Старушки деревенские, как вещи.
Они делами меряют года.
И праздники у них не понарошку.
На Пасху красят яйца,
                                       то ль беда,
Что их катают дети по дорожкам.
А вслед за Пасхой – вешняя страда.
За Троицей начнутся сенокосы –
Преддверьем жатвы.
Тянутся с дворов
Колхозники
Торя по белым росах
Зелёные пути.
А там – Покров.
И так весь год.
И смерть считают делом.
И смертное готовят наперёд.
И скоро их таких
На белом свете
Не станет вовсе.
Вымрет «мой народ».
1983 г.

ЛЕТНЕЙ НОЧЬЮ
Гляжу на небо – тихо свет струится.
В покое мир,
                       пока темны границы.
А с новым светом – новые тревоги.
Дай, Боже, отдохнуть
                                  душе немного.

Продолжение следует
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную