* * *
Он и оплёван, и оплакан,
Как старой веры образа,
Но по плевкам – не надо лаком,
Не надо грязью – по слезам.

Всё, что случилось, было – с нами,
Мы с этим жили и росли.
Октябрь – и слом, и гром, - и знамя,
Что до рейхстага донесли.

Пусть говорят: кумач тот выцвел,
Путь – сотней вьюг перемело.
Но время и «Авроры» выстрел
На жёсткий диск перевело.

И пусть не лжёт учебник школьный,
Что он забыл и день, и год.
Иначе тот, не барский, Смольный
Сам за себя сказать придёт.

* * *
Защищаю Ленина и Сталина,
Хоть «к борьбе за дело» не готов.
Достаёт, что закружилось стаями
Вороньё над ними – всех цветов.

Чёрное – к «погоде», дело ясное:
Холодина будет! Или - зной…
Ну, а это – сине-бело-красное?
Это, как портвейн, - с розовизной?

Ловкость рук – и сразу стали яркими:
Как же нынче дёшевы цвета!
Звонко как мои погодки каркают
В стаях разных – с пеною у рта.

А ведь прежде не про то чирикали,
Когда юность нам  Господь судил.
В горсаду один стакан с червивкою,
Круг смыкая, по рукам ходил.
……………………………………
…Но – разорван круг... И нынче рады вы –
Ради новых радужных идей! –
Торговать отцовскими наградами
С профилями проклятых вождей.

Их вину вы всю мне растолмачили,
Я добавлю крохотку одну:
Те, я знаю, деда раскулачили,
Эти - прикарманили  страну.

Время сбили с паморок московское, -
И всё рвутся, стрелки вспять стремя,
Время отменить моё – отцовское,
Вместе с поколеньями тремя.

Да, моё! Не правое, не левое…
И когда к нему опять клонюсь,
Разве это Сталину и Ленину
Я сегодня в верности клянусь?

И не надо мне грозиться карою…
Здесь не флаги рдеют, не банты –
Прошлое, открывшись раной старою,
Алым проступает сквозь бинты.

 УМЕЛЬЦЫ
       «Наш паровоз, вперёд лети…»
                              (из песни 20-х годов)
Те умельцы - на расправу скорые:
Проданный жлобами с молотка,
Разобрали паровоз истории –
Весь, до паровозного гудка.

Раскидали тут же, разбазарили
Все железки в кураже хмельном.
И, не протрезвев, вагоны заняли –
В тупике, заросшем бурьяном.

А проспавшись – что ж они удумали? –
«Паровоз тот, может, гож и нам!»
И в бурьяне - по уму ли, сдуру ли? -
Собирали паровозный хлам.

Но – такая странная история:
Как ни крутят гайки, снова сбой.
В правую затягивают сторону,
А все гайки – с левою резьбой.

Даже те – времён Ивана Грозного.
…И умельцы средь бурьянных дат,
Посреди разора паровозного -
Пар пускают и в кулак  гудят.
        
* * *
От капельницы – к венам…
Я – зябкой зыбью строк –
В кровь тех, кто мне поверил,
Давно по капле стёк.

Пусть век нудит, неспрошен,
Что не был на виду…
Я никого не брошу,
Когда от вас уйду.
         
НОЧНАЯ ВСТРЕЧА
Воронеж, ты, похоже, мне не рад?
Сбежал  я от больниц и юбилеев.
В семидесятых Первомайский сад
Твои дарил мне тёмные аллеи…

И всё иду, старик, «совок» и лох,
В огнях реклам - той темнотой живою,
Где перехвачен молодой мой вдох
Дышать забывшей «Красною Москвою».

И где он, той аллеи тёмной, край -
Не отмеряй, не говори, не надо!
И, милостью своей, - не отбирай
Дыхание исчезнувшего сада…

 * * *
«И вечный бой!..» Живём мы – по стихам:
У нас и поле, ширясь, наступает,
Оставив деревенским пастухам
Овраги, прежде бывшие – степями.

И речка – через тину, через грязь,
Через бурьян, что прежде был покосом,–
Всё тянет, тянет, тянет, тянет связь
К названьям нашим – Омутинкам, Плёсам…

***
Ждёт не стезя, что в прах исхожена –
Гусиных стай крылатый путь.
И всё добро в котомку сложено,
Осталось узел затянуть.

А есть ещё талы. И старица.
Рассвет… Их некуда девать!
И половодье снова тянется
Сырые щёки целовать…

И так права синичья перезвень…
И утицей манок зовёт…
И, с головой  в зелёнке, селезень
Свинцовый воздух грудью рвёт!

* * *
Память рвётся из рук -
Плакать просится, петь ли?
Свечеревших излук
Не распутаны петли…

Мели  длинной луной
Снова под ноги льются…
Тут песок - намывной,
А следы – остаются.

Шёпот жмётся ко мне,
Мураши и дождинки.
И текут по спине,
Вверх и вверх, по ложбинке.

* * *
 Даже орденом на ленте –
Не задаришь, не надуришь.
Жизнь – как сбитые коленки
В детстве:  больно, но подуешь…

Та, пред кем ты рвал педали,
Не склонилась, не коснулась?
Подорожник лист подарит
Молча; ты его послюнишь…

И опять поверишь, глупый,
Что она – тебя встречала…
И поднимешь велик гнутый,
Загремишь, сопя, ключами.

И опять слетятся спицы,
И озноб сроднится с кожей!
…Это просто – в руль вцепиться;
А «без рук», как мог ты, сможешь?

Ни посулами, ни поркой
Это в детстве не лечилось.
И уже схватилась корка,
Где сукровица сочилась.

СПИТ ПАРОМ…
Недовольны голоса сторонние
За рекою – что река темна …
Что смирили шин скулёж паромные,
Дрёмные, глухие времена!

А ведь ночь давно, и, ей послушные,
В тихий шёпот все стекли слова.
…Как шумят-грозят ребята ушлые! -
Будто разом Польша и Литва.

А ведь если б связки-то не портили,
Костерком бы край наш пригостил…
Спит паром – движок с поршнями стёртыми,
Трос обвисший,  вытертый настил.

Гнутый, мятый, клятый, битый льдинами,
Знает он, как пришлый  век ни злись:
Ну, должны же силы лошадиные
Попастись - где лошади паслись…

ПИСАТЕЛИ ХВАЛЯТ ПИСАТЕЛЕЙ
Заденет порой, по касательной, -
И весь подбираешься сразу.
«Писатели хвалят писателей!» -
Ну, вроде, невинная фраза.

С подтекстом не хочется свыкнуться
Таким вот, иронии полным…
Ну, как же друзьям не откликнуться?
Строку золотую не вспомнить?

Ведь тем и живешь, что любимыми
Людьми не забыт и не брошен.
…И всё же – хлеба голубиные
Не слишком ли крупно мы крошим?

Быть может, в восторженном раже мы
Из луж свои черпаем вина?
И в бронзу державную ряжена
Простая гончарная глина?

Да, всё наносное, условное
Читатели умные вычтут.
Беда, что само славословие
Становится вредной привычкой.

Сестрам по серьгам вроде роздано,
Но сам ли я выдумал это:
«Друзей вон сравнили – со звёздами,
Меня же – всего лишь с кометой…»

А скрасит ли будни усталые
Эпитетов зычная сочность?
…Играем в больших мы, как малые
Детишки в кулисах песочниц.

ПОЭТ И ТОЧКА
Только именем и знатен,
Только словом и велик.
А сменять его на злато
Злая точка не велит.

Шуганула в ночь подружку,
Запустила по столу –
В рожу! – пушкинскую кружку,
Что рассеивала мглу.

Жизнь – коротенькая строчка,
В ней и пафос, и урок:
   - Я поэт, поэт, и точка!
…Пожинай плоды, пророк!

Говоришь, она лютует,
Волю душит? Не свисти.
…Или, кликнув запятую, -
Имя по ветру пусти.
              
ВЕЧЕРНЕЕ
…В двух шагах от реки –
Меловые угоры.
И стекают мелки,
И хрустят под ногою.

Вот бы, - взять, насовать
Крупных крошек в карманы!
И, где ночь, рисовать
Молодые туманы.

Где вбирал холодок
Басовитый и сытый
Пароходный гудок,
Чуя зыбь пересыпок.

Где играли мостки
Чью-то лёгкую поступь –
До касанья руки,
До касания просто.

Но туда я не зван:
Голос памяти сорван.
Да и что ж за туман,
Если он – нарисован…

ПАМЯТИ РОДИТЕЛЕЙ
Отец! Позёмки острые,
Могилы чёрный снег…
И сразу – девяностые:
Твой век делить «на всех».

И рушить судьбы скромные,
Свершеньям – «шить дела».
…И мама, тихо, сломлено,
К тебе потом ушла.

Рабы, не победители…
И век, забывши стыд,
В ногах у вас, родители,
Тугой бурьян растит.

Колюкою несполотой
Воздать вам норовит.
…Рву, руки все исколоты, -
И ваша жизнь кровит…

* * *  
Свились все праздники и тризны
В тугой – как тот, в аптечке – жгут.
Ударит щука, мелочь брызнет –
Слились и гибель, и салют.

И, теми вспугнуты кругами,
Бьют вены, как перепела.
И жизнь наложена тугая, -
Чтоб смерть на волю не ушла.

ПОЛЫНЬЯ
Господи, темны мои обиды,
Как за перекатом полынья…
А у полыньи той, тихой с виду, -
Ледяные острые края.

Ни метель её не заметает,
Ни пооблетевшие года.
…Понимаю всё, а сердце тянет,
Никого не слушая, туда.

Эта жажда ищет след копытца,
А не раны вечные Твои…
Господи, как хочется напиться
Сердцу моему – из полыньи!

Стёжки к людям все  заледенели.
Падать в темень сердцу – всё больней.
…Замерзая, стану на колени –
Неужели, Отче, перед ней?
             
ШЕСТИ-СТИШЬЕ
Бурьян побелел – зябко рядом сединам…
Ботва завилась за околицу с дымом.

А жар под золою, лишь дунешь, краснеет.
И честного слова молчанье честнее.

И жизнь, что ботвяной золою лежала,
Лишь тронешь, откроется, полная жара…

* * *
Идут твои снега – отсюда ли, сюда ли?
Но вот сюда тебя по кругу привели.
Где прошлое сквозит январскими садами –
От всякого жилья, от всех дорог вдали.

Январские сады и разглядишь не сразу.
Синеют, будто след, что полузанесён.
А в мёрзлых почках мир – большой, зеленоглазый,
Сокрытый до поры – о жизни смотрит сон.

Шумерское письмо хранит сорочья наследь.
Но разгадать его – ни времени, ни сил.
И рвётся дней кино, и ленту клеит – насмерть –
Вишнёвый клей, что ты невесть когда скусил.

И на губах ещё горчит кора сырая,
Как будто говоря: «Не трожь меня, не трожь!»
Но разве жизнь поймёшь… И, горечь с губ стирая,
Невольно все слова привычные сотрёшь.

Но можно ведь сказать  - сорочьими следами…
Пусть не поймет словарь, зависнет весь Инет.
И станет всё, чем жил, январскими садами,
Чтоб там, где нет дорог, как чей-то след синеть.

Вверх

Комментариев: