| |
* * *
Дело, скорей, в накопленьи тепла
под одеялом
хмурой осенней ночью.
В поиске новых форм и рифм,
в погоне за причудливым
идеалом.
Дело в рокочущем и живом,
что не дает замерзнуть
на лезвие в минус двадцать.
Я тебе, может, скажу потом,
что заставляет меня улыбаться.
Что назревает, сочится в кости
и заползает за ворот,
растекаясь по телу. На позвонок и на кисти.
Листьев бессмертный шорох.
* * *
Подворотни запахли дождем,
Пыльный город умыт сотней рук.
Мы не ведаем больше разлук,
Мы до нитки. И мы подождем.
Ручеёк твоей пряди на лбу,
Ледяное тепло через ткань.
Через улицу глухо: «Отстань!»,
Смутно слышно чью-то мольбу.
Кто-то там опрокинул ведро,
Кто-то здесь растворился в дожде.
Позабывши о нашей вражде,
Ты ныряешь рукой на бедро.
Мы заполнены ливнем до слез,
Платье сохнет в горячей воде.
В позвоночной рябой борозде
Волглый след от ладоней-колес.
В сточный люк забурлило тепло,
Обхватило неровности крыш,
Одноглазый котенок-черныш
Мокрым носом уткнулся в стекло.
Кисти в плечи врезались волной,
Губы в шею разрядами вен,
И потоп достигал нам колен,
И хлестал под небесной чертой.
ЗВЕРЬ ГРУСТИ
Пушистый, замёрзший и с мордой в снегу
Шагает по лесу зверь грусти,
И морщит усы на холодном ветру
Единственный лев захолустья.
В сугроб зарывается маленький шпиц:
Не видно ни ушек, ни глазок.
Юлой вылетает: на кромках ресниц
Блистают снежинки, что стразы.
И если б не он, в эти зимние дни
Я, верно бы, насмерть замёрзла.
Зверь слизывал слёзы скупые мои,
Глядел на меня по-собачьи серьёзно.
ВОЙНА
Год жатвы и покоя чести
Проходит мирно. Вдруг
Взрыв замыкает челюсти
И обнимает всё вокруг.
На плечи опускается рука:
Меня трясут, куда-то тащат.
Меня закутали в меха,
Но кто теперь меня обрящет?
Везде разруха и развал,
И в отупевшей тишине —
Мой мальчик имя называл,
Но называл его не мне.
ОТЕЦ
Я, конечно же, лягу на пол,
Но подушку себе подстелю.
Папа видел бы, папа плакал.
Ну и что, что его не люблю?
Здесь и стены в порезах лезвий,
Батареи гудят кипятком.
Тут от воздуха вмиг нетрезвый,
И уходишь – уже ползком.
Папа видел бы, папа замер:
То ли дочь, что писала стихи?
Я сегодня сдала экзамен,
Просчитала его грехи.
Я бухгалтер, отец, бухгалтер,
Звездочёт и крутой казначей.
Деньги прячу себе в бюстгальтер,
Выбираю одних богачей.
Да вот только кем быть — неважно,
Ведь короткий всегда разговор.
Папа дышит губами влажно
И в конце изрекает: «позор!»
|
* * *
Берёзы — белёсые тигры
на задних лапах
стоят.
Под ними —
кипельный снег.
Светло-ослепительно, жжётся,
и если сюда зайдёт,
то точно сгорит
человек.
Берёзы — сибирские рыси
на фоне бесцветного неба
хищно расставив лапы
спят.
Я смутно их вижу, мне слишком
ярко и бело, слепо,
блестяще и громко.
Мне
не отойти
назад. * * *
Бунт непоротых против коррупции,
Марш протеста для грудничков?
Да, возможно, но в совокупности -
Малолетки мудрей стариков.
"Эти сытые, будут — голодные" —
Раздаётся шипенье газет.
Аппетиты растут, будет пробовать
Ненасытный политоатлет.
И, задавленный мышечной массою,
Исхудавший, голодный народ
Искривится больною гримасою —
Даже тот, что седобород…
Русский дух из-за парт поднимается,
Потому что диваны молчат.
Станет поздно, но взрослый раскается,
Бросив взгляд на избитых ребят.
* * *
Я поэт или всё-таки нет?
Я настолько ранимая дрянь,
Что куда ты, читатель, ни глянь
Обнаружишь моих сорок бед.
Изъясняюсь дурным языком,
Оживляю предметы, что маг.
Я сравню вам собаку и мак,
Совершенно стелю матерком.
Я в тенденции, в моде, звезда!
Стихи.ру – я на первых местах.
Почему никому не нужна
Я во вредных
толстых
журналах?
Мне, однако же, могут «Дебют»
Дать за бодренький
эпатаж,
Там же, в общем, таким и дают…
Не поэт я. Я просто мираж.
* * *
Опять кто-то жмётся и смотрит пугливо,
Но кто — мне уже наплевать.
В окне пролетают хрущёвки-могилы,
Тоскливо. И хочется спать.
У бывшего дома я выкинусь в слякоть:
Девятого окна горят.
Когда-то мне очень хотелось поплакать,
Не чувствовать матери взгляд.
В соседнем загоне — «сидевшая» школа:
Пост-зона, где все «братаны»
Валялись на лестнице после укола,
Ловили хвосты сатаны.
Зачем возвращаться на место погрома?
Причина, как место, проста:
Пеналы бетона вдоль нового дома
Не будят во мне ни черта.
ДОМ
Пустые коробки пахнут домом:
Пылью, сырым покрывалом, пожухлой травой.
И отчерк горизонта, размытый водой,
Под сердцем гнездится корявым изломом.
Где комната — гроб, из подъезда — в могилу,
На стенах рисует парами мочи.
Хоть плачь, хоть убейся, а хочешь — кричи,
А хочешь — останься. Навеки бескрылым.
Здесь выход один, но запаяны двери
Неясной природы забытой виной.
Когда я столкнулась спиной со стеной,
Мне вдруг захотелось… Чудовищно: верить.
Отдать им ключи. Показать им маршруты.
Исчезнуть, как будто я здесь не жила.
Но бледная мать на прощанье вошла
И слезно просила: «Всего полминуты…» |
Сафронова Яна Владимировна родилась в 1997 году в Смоленске. Учится на третьем курсе Московского Государственного Института Культура, специальность «Литературное творчество».